Перстень с поля Куликова... Хроники шести судеб [2-е изд., доп.] - Валентин Осипович Осипов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лавров оставил себя в Париже навсегда. Те, кто провожал его в последний путь, а их было восемь тысяч, не забыли, что он коммунар. И спустя почти тридцать лет после Коммуны из толпы в честь русского коммунара слышалось: «Да здравствует Коммуна!» Одновременно звучали звуки «Интернационала»…
…Наступали иные времена. Уже не одиночки отважно смелых героев приобщались в нашей стране к наследию Коммуны.
Знать бы Чернышевскому о том, что начало сбываться его предвидение — «это пригодилось для нашей Родины».
1878 год, Одесса — один из первых известных историкам откликов русских пролетариев: «Одесские рабочие, собравшись на сходку в достопамятный день Парижской коммуны, шлют Вам, французские рабочие, свой пламенный братский привет. Мы работаем на своей родине для той же великой цели, для которой погибло в 1871 году на баррикадах Парижа столько Ваших братьев, сестер, отцов, сыновей, дочерей и друзей. Мы трепетно ждем наступления той исторической минуты, когда и мы сможем ринуться в бой за права трудящихся против эксплуататоров… А пока у нас идет глухая неравная борьба, в которой гибнут мучительной смертью в тюрьмах и каторге наши лучшие люди, эти мужественные застрельщики святого дела народного освобождения».
1896 год, Петербург — ленинский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Он принимает специальное обращение к рабочим Парижа: «Русские рабочие шлют горячий привет своим французским братьям. Пусть в годовщину того дня, когда пробита французским пролетариатом первая брешь в твердыне буржуазного мира, положено будет основание более деятельным сношениям пролетариата всех стран. Пусть они вспомнят завет своего великого учителя: „Пролетарии всех стран, соединяйтесь!“, „Да здравствует французский пролетариат, да здравствует французская революция!“»
1905 год — первая русская пролетарская революция. Не забыта Коммуна — В. И. Ленин пишет: «На плечах Коммуны стоим мы все в теперешнем движении».
Октябрьская революция… «Парижская коммуна сделала первый всемирно-исторический шаг по этому пути, Советская власть — второй» — так заявил В. И. Ленин на 1 конгрессе Коммунистического Интернационала. И еще он писал в «Заметках публициста»: «Российский пролетариат поднялся в своей революции на гигантскую высоту, не только в сравнении с 1789 и 1793 гг., но и по сравнению с 1871 годом».
* * *
Незавершенный роман Н. Г. Чернышевского «Отблески сияния» вызывает у нас, потомков, гордость за смелый замысел ничуть не сломленного царизмом вилюйского узника. Он попытался понять и художественно выразить великий политический смысл исторических событий весны 1871 года далекой от него Франции.
«Мне хотелось бы напечатать что-нибудь о жизни, личности и т. д. Чернышевского, чтобы вызвать к нему симпатию на Западе. Но для этого мне нужны фактические данные», — писал К. Маркс спустя несколько месяцев — вот какое совпадение! — после падения Коммуны.
Эта фраза подтолкнула к решению закончить хронику, как думаю, не очень известным фактом. Факт этот вольно или невольно продолжает обозначать волнующую связь Вилюйска и Парижа.
1880 год. Вернувшиеся из ссылок и эмиграций коммунары выпускают газету. Ее редактор Огюст Бланки. Первый номер — в нем объявление: «Мы начинаем завтра публикацию… романа Чернышевского „Что делать?“… Мы констатируем потрясающий успех этого оригинального произведения». Это было в тот год, когда в Вилюйске писались «Отблески сияния».
…Круг наших заметок замкнулся. Н. Г. Чернышевский знал и писал о пролетарской революции во Франции, революционная Франция знала и с огромным уважением писала о Чернышевском.
Хроника третья
Знаменитый автор книги «10 дней, которые потрясли мир» Джон Рид писал, словно и для нашей книги прокладывая мостик от одной эпохи к другой: «Точно так же, как историки разыскивают малейшие подробности о Парижской коммуне, так они захотят знать все, что происходило в Петрограде в ноябре 1917 г., каким духом, был в это время охвачен народ, каковы были, что говорили и что делали его вожди».
Многое, увы, и надолго при этом, до поры до времени было схоронено в анналах истории.
Иногда обнаружить что-то новое позволяют поиски в таких запасниках человеческой памяти, как газеты былых времен, то есть опять же Слово.
Третий, пролетарский период освободительного движения… Ленинское Слово, начиная с «Искры», вело к грядущим революционным зорям.
«Проклятая пора эзоповских речей, литературного холопства, рабьего языка, идейного крепостничества! Пролетариат положил конец этой гнусности, от которой задыхалось все живое и свежее на Руси» — так писал В. И. Ленин в 1905 году в своей статье «Партийная организация и партийная литература».
В той или иной степени, но это, как выяснится при чтении следующей главы, и о матросах знаменитого крейсера «Аврора» вполне и вполне может быть сказано. Они тоже оказались призванными своим пролетарским долгом в бесстрашные ряды корреспондентов большевистских газет.
«Аврора» — отзвуки давних событий…
Крейсер «Аврора»… История верно шла в его кильватере и заносила в свой вахтенный журнал, пожалуй, каждый поворот штурвала.
Если даже кому не довелось побыть в Ленинграде, и вступить на священные палубы, и походить по корабельному музею с ценнейшими экспонатами, и послушать в подробностях рассказы его работников, а посчастливится, то и ветеранов, все в главном и в основном, разумеется, известно.
Первые в детстве книжки с картинками, потом школьные учебники. С этого начинается… Дальше тоже не расстаться. Хорошо позаботились — больше десяти, по моим подсчетам, книг и сотни, без всякого преувеличения, воспоминаний, очерков, статей, заметок в газетах и журналах. Можно при желании обратиться к научным монографиям, что посвящены флоту и его революционным традициям.
А все-таки, как понял, перечитав, вероятно, все, что опубликовано об «Авроре», есть еще возможность расширить узнанное и вспомнить забытое или малоизвестное.
И действительно, не слишком ли скупы порой свидетельства очевидцев? Каждый из них, если воссоединить порознь напечатанное, мог бы, что выяснилось, дополнить друг друга.
И не излишне ли отвергают ученые в своих чаще всего строгих исторических трудах живопись мазков и оттенков? Без них же полотно, согласитесь, становится одноцветным. Да и то надо сказать — разве какой-нибудь одной книге по силам воссоединить в себе свод всего, что имеется написанного об
